Писательница Наталья Ремиш: «Я мечтала, что буду для девочек мамой, а не злой мачехой»

Имя Натальи Ремиш хорошо знакомо родителям по ее страничкам в соцсетях, книгам «Просто и важном» и мультфильмам «Про Миру и Гошу». Ее главная тема — семья и воспитание детей. Их у нее четверо. И так получилось, что сначала Наталье пришлось стать мачехой, а потом мамой.

Те, кто читает ее блог, наверняка знают эту необычную историю, как в 34 года Наталья нашла свою семью: любимого человека и двух дочерей. Мужчина после гибели жены один воспитывал девочек. У девушки же к тому моменту был опыт общения с любимой племянницей, с ней она и отправилась знакомиться с будущей семьей в другую страну и чужой город Амстердам. Ей предстояло многому там научиться: стать женой и мамой, воспитывать детей от другой женщины, родить своих и любить всех одинаково.

«Я мечтала, что буду для девочек мамой, а не злой мачехой. Я хотела стать для них самым близким человеком, помогать им во всем, взять под крыло. Но сил на это не хватало, потому что та роль, которую мне отвели, была невероятно энергозатратная», — говорит писательница.

О том, какой путь ей пришлось пройти, об отношениях мачехи и некровной дочери, которая стала родной, Наталья Ремиш рассказала в автобиографической книге «Моя Лола. Записки мать-и-мачехи». Лола — это средняя дочь, на момент знакомства ей было 12 лет, старшая уже была взрослой.

«Я стала записывать свой опыт, понимая, что для кого-то он может быть полезным», — пишет автор.

Сегодня с разрешения издательства МИФ мы публикуем отрывок из книги.

«Моя Лола. Записки мать-и-мачехи»

«Забеременела я очень быстро, и мы с мужем договорились, что сообщим девочкам об этом вместе. Муж улетел в Амстердам, а я задержалась на две недели. Он приземлился, позвонил из аэропорта, потом еще раз. Последнее, что я от него услышала: «Все, я захожу домой» — и фоном голоса детей. Через пять минут в общий семейный чат от них пришло сообщение: «Поздравляем». Что?! Мы же решили сказать вместе, через две недели…

Мира родилась по нидерландской классике: больница, муж рядом, схватки, потуги, роды, ребенок на груди. Врачи внесли шампанское и ушли — три часа мне на то, чтобы прийти в себя, а потом можно домой.

Я приняла душ, мы выпили шампанского. Нам выдали какую-то бумагу на новорожденную Миру, мы вызвали такси и поехали домой. Три часа после родов — ты еще вообще ничего не понимаешь. Выходишь из больницы на ватных ногах, в голове мысль: «У меня есть ребенок. Мой собственный». Окситоцин работает, поэтому не больно. Усталость приходит только на следующий день.

Дома нас ждали девочки. Первая ночь. Тишина. И вдруг — детский крик. Мне захотелось прижать Миру к себе сильно-сильно, чтобы она перестала плакать, чтобы они не услышали, чтобы не злились, что разбудила. А если не полюбят, а если она им мешает?!

Мне казалось, девочки лежат в кроватях и думают: «Прекрасно жили — нет, приехала, да еще теперь с этим ребенком». Я никогда ни от кого не слышала таких слов — только от себя самой. Но они, придуманные, застряли в голове на несколько лет.

Лоле было уже пятнадцать, когда я решилась ее спросить: «Как ты отнеслась к моей первой беременности?»

— Я стояла на стуле и освобождала посудомойку. Папа что-то рассказывал, а потом между прочим сказал: «Наташа беременна». И я обрадовалась: «Ура, теперь она здесь застрянет!» — я понимала, что теперь ты с нами навсегда.

И все же Мире иногда попадало от Лолы. Когда Лола на меня злилась, она не высказывалась напрямую (вероятно, по тем же причинам, по каким не могла этого делать я) и срывалась на Миру. Не била, не пихала — все-таки разница в возрасте, — но могла слишком резко заговорить, если Мира, допустим, взяла что-нибудь из ее вещей.

Еще Лола могла долго в упор с застывшим лицом смотреть Мире в глаза. Мира пыталась шутить, улыбаться в надежде вызвать позитивные реакции. Но Лола смотрела жестко и прямо — ледяным взглядом, не меняя выражения лица.

Я же в такие моменты подавляла в себе первую реакцию — подскочить, схватить ребенка на руки и прижать к себе покрепче, а Лоле настучать по голове. Сил хватало не вмешиваться. Я знала, что физически Мире сейчас ничто не угрожает, а остальное она переживет, справится. Но глобально нужно было решать вопрос с таким проявлением агрессии.

— Лола, ты сейчас на Миру злишься или на меня?

— Ни на кого я не злюсь, я ничего такого не делала. Я просто на нее смотрела. Что тут такого?

По истечении нескольких недель таких экспериментов Лола сдала позиции.

— Да, я злилась.

— Пожалуйста, в следующий раз лучше говори мне. Ты же знаешь, что это пассивная агрессия: ты злишься на меня, а получает Мира. Ты знаешь, как она тебя любит, ты для нее значимый взрослый. Давай я покажу тебе одно видео, чтобы ты поняла, почему детям бывает плохо от такого поведения взрослых.  И я показала ей видео «Неподвижное лицо».

Лола схватилась за голову, бросилась обнимать Миру, стала перед ней извиняться…»