«Я до сих пор сижу в том зале на Дубровке»: потерявшая мужа при штурме «Норд-Оста» рассказала о событиях 22-летней давности

Даты с 23 по 26 октября навсегда останутся в памяти тех, кто пострадал при захвате театра на Дубровке в 2002 году во время показа мюзикла «Норд-Ост». По официальным данным погибло 130 человек (по неофициальным — 174 человека).

Среди погибших — директор «Общественного калининградского радио» Максим Михайлов, которому в этом году могло исполниться 56 лет. На мюзикле мужчина был с супругой Аленой, которая недавно дала интервью изданию «Фонтанка» и рассказала, что такие трагедии не забываются никогда — даже через 20 лет, и не проходят для здоровья бесследно.

До момента штурма Алена и ее муж жалели, что не взяли сына

В тот роковой день, 23 октября 2002 года, Алена с мужем приехали в Москву из Калининграда и решили посетить мюзикл Георгия Васильева и Алексея Иващенко «Норд-Ост». Своего 9-летнего сына супруги оставили в гостинице, младший годовалый ребенок остался в родном городе с родителями пары.

В первом актер Алена пожалела о своем решении не брать сына — настолько ей понравилось представление. Но уже во втором акте, когда в зал ворвались террористы, супруги Михайловы поняли, что не брать с собой ребенка — было лучшим решением в их жизни. Максим стал одним из тех, кто не проснулся после действия усыпляющего газа, который силовики применили, чтобы захватить чеченских боевиков, 58 часов державших в заложниках 912 человек.

Алена призналась, что после применения газа вдобавок к пережитому стрессу она практически не помнит события тех дней.

«Когда я пришла в себя в больнице, стало понятно, что я потеряла память. То есть знала, как меня зовут и как зовут мужа, что у нас двое детей, что живу в Калининграде, но у меня была очень короткая память. Врач ко мне заходила, задавала вопросы, я отвечала, она выходила. Через 5 минут она снова заходила — и я снова здоровалась и заново знакомилась.

С памятью проблемы сохранились, но они уже не такие острые, какими были первые годы после «Норд-Оста». Приспособилась к ним так, что они не влияют на мою жизнь.

Все это, конечно, на здоровье сказалось (сосудистые проблемы появились почти сразу, проблемы с почками). Предполагаю, что это следствие и того, что в Москве я не долечилась, там все-таки возможности лучше, чем у нас в городе».

Потеряв при штурме театра на Дубровке мужа, Алена была вынуждена заниматься в одиночку воспитанием двоих детей, заботы о собственном здоровье ушли на второй план. Помимо этого Алене пришлось заниматься похоронами мужа. Когда супруги Михайловы планировали хорошо провести время за просмотром мюзикла, они и не подозревали, что это их последний вечер вместе.

«Я не имела права жить в трауре, потому что рядом со мной были дети»

Через полтора месяца после трагедии у старшего сына был день рождения, и Алене пришлось устроить праздник, хотя в тот момент она была в трауре. Но женщина поняла, что ее дети не виноваты в том, что случилось, и нужно как-то продолжать жить дальше.

«Я не имела права жить в трауре, потому что рядом со мной были дети. У старшего сына в декабре был день рождения. И я понимала, что должна организовать праздник, должна улыбаться его гостям, потому что если у пережившего страшную беду ребенка еще и это отобрать, получается, второй раз накажу его».

На вопрос, выплатили ли ей компенсацию, Алена ответила утвердительно. Первая существенная выплата была от правительства Москвы, дальше материальную поддержку оказывали те регионы, откуда родом погибшие и пострадавшие. Так как Алена и ее муж родом из Калининграда, компенсацию ей выплачивали именно в этом городе, но по размеру она существенно отличалась от московской. «Местные бюджеты сильно отличаются», — отмечает женщина.

«Если бы речь шла только о моей жизни, я бы побежала к выходу»

Алена рассказала, что даже спустя 22 года боль не забыта, страх от пережитого отпечатался в ее психике навсегда. Долгое время женщина не могла посещать торговые центры и людные места. Мюзикл «Норд-Ост» Михайлова посмотрела только спустя 11 лет после трагедии. Через 3 года Алена была снова в театре на Дубровке в качестве психотерапии. Пострадавшая при штурме восстановила для себя в памяти некоторые события, которые забылись, проработала свои глубинные страхи, но больше в Москву не приезжала. Несмотря на то, что Алена путешествовала по России, в столицу ей категорически не хочется ехать — до сих пор есть какой-то внутренний ступор.

«А я до сих пор сижу в том зале на Дубровке — из него очень сложно выйти. Но я давно про себя знаю, что отношусь к людям, которым нужно действие. Провести сидя 58 часов — для меня пытка, кое-как я пыталась активничать, чтобы не сойти с ума. Уговорила террористов отпустить за одеждой — в зале было холодно, старалась много разговаривать — мне так было легче.

Смогла бы я сегодня просидеть там же 58 часов? Спрашиваю себя об этом часто. Если бы речь шла только о моей жизни, то при первой же возможности я попыталась бы бежать к выходу. Только если бы от моего согласия зависело возвращение живым моего мужа, других заложников, я бы вернулась туда снова и просидела бы там все эти 58 часов. Не для себя, а для него — чтобы выжил, для его сына — потерявшего в год отца, для его родителей».