Первый советский вундеркинд: как сложилась судьба Леонида Зорина и при чем тут «Покровские ворота»

Судьбы многих советских вундеркиндов трагичны. Одни рано ушли из жизни, как Надя Рушева, другие не совладали со свалившийся на них славой и не нашли места во взрослой жизни, как Ника Турбина (мы рассказывали о ее судьбе в этом материале), третьи, как Савелий Косенко, развили свои таланты. Леонид Зорин — одни из тех счастливчиков, кого не сгубила ранняя слава и не сломила взрослая жизнь.

Бакинское детство

Настоящая фамилия Леонида — Зальцман. Он родился в многонациональном Баку в семье экономиста и солистки азербайджанской филармонии в 1924 году. Отца он считал главным учителем в своей жизни и человеком, раскрывшим его талант. «Вундеркиндом я стал благодаря не урокам, а отцу. Школа моего детства была грубоватой, а окружение вовсе не сентиментальным. Настоящую любовь я получил от отца: запас этого чувства у него был огромным. Это он научил меня читать и писать в четыре года. Отец приносил большие тетради, которые я заполнял своей абракадаброй. Для маленького ребенка это был серьезный труд», — писал Зорин для журнала «Баку».

Вместе с отцом мальчик следил за ситуацией в стране, оба читали газеты и дискутировали. Взрослый взгляд на жизнь отразился и в первых стихах. О своем детстве Леонид вспоминает: «Я жил на Бондарной улице, дом 31. Потом ее переименовали в улицу Димитрова и почему-то поменяли нумерацию: дом стал № 23. Наш двор был большим, горластым, с длинными галереями, где, как в лохани, полоскалась общая громкая жизнь. Я был „мальчиком со второго этажа“ — это обеспечивало некоторую шумоизоляцию. К тому же квартира у нас была отдельная, и жили мы без дедушек и бабушек, что, конечно, делало нашу семью нетипичной».

Но сам Леонид считали себя типичным мальчишкой. Обожал футбол, подвижные игры и море. «Леня, несомненно, был вундеркиндом, но не из тех, которых выводили на сцену в бархатном костюмчике. Шумный, охочий до футбола и шахмат, с пионерским галстуком на шее, он внешне совсем не сильно отличался от сверстников. Вот только, как рассказывал его отец, Генрих Григорьевич, когда он приходил с работы, Леня отнимал у него газеты: увлекался политикой, внешней и внутренней. И стихи были у него всегда злободневные», — написал о нем советский прозаик и товарищ по детсаду Евгений Войскунский.

Кумиром юного поэта был Пушкин. Помимо стихов, мальчик переводил с немецкого Шиллера и Гейне, язык он изучал еще с детсада. 

Первая книга

Активного и талантливого мальчика заметили. Его стихи слушали не только близкие и друзья, но и члены компартии. Они и решили его судьбу, издав поэтический сборник. «Первую мою книгу стихов — настоящую, в твердом переплете — издали в 1934 году, когда мне не было и десяти лет. Я сразу стал бакинской знаменитостью — и школьной, конечно, тоже. До седьмого класса я учился в семилетке № 16 на улице Льва Толстого, а потом перешел в школу № 1 на Ворошилова, — вспоминал Леонид Зорин. — Честно говоря, школу я не очень любил. Да, у меня были друзья-одноклассники. Мне нравилась легкая школьная атмосфера — к тому же обучение было совместное, мальчики и девочки в одном классе. Но многие предметы абсолютно не интересовали — например, химия, физика, математика. Приходилось ходить на уроки, делать задания, и это было мучительно, потому что я был упертым гуманитарием, любимыми предметами были литература и история. Я односторонний человек, в этом мой недостаток».

Всесоюзная слава не заставила себя ждать. О юном даровании рассказали Максиму Горькому и организовали их встречу. В свое первое путешествие в Москву Леонид отправился вместе с матерью. Всю дорогу он читал. Знаменательная встреча состоялась 7 июня на даче писателя.

Всесоюзная слава

Горький произвел на Леонида неизгладимое впечатление, как и Бабель, с которым они ехали к писателю в одной машине. Это знакомство подстегнуло творить и предопределило судьбу. Об этой встрече Горький написал очерк и серию материалов для советских газет, в том числе и «Правды».

«И вот явился поэт. Очень крепкий, красивый мальчик, возраст его — девять лет с половиной, но он казался года на три старше. Уже в том, как он поздоровался со мною, я отметил нечто незнакомое мне и трудно определимое. Уверенные в своей талантливости, так же как и робкие, здороваются не так. В нем не чувствовалось той развязности, которая как бы говорит: „Вот я какой, любуйтесь!“ Не заметно было и смущения, свойственного тем юным поэтам, которые приходят к писателю, точно школьники на экзамен. Можно было подумать, что этот, девятилетний, спокойно сознает свою равноценность со взрослым», — написал Горький в очерке «Мальчик».

Леонид читал стихи, рассказывал о литературных кумирах, а потом юный поэт отправился играть с детьми, оставив взрослых обсуждать его талант. И Горький провозгласил — вундеркинд. Об этой встрече Леонид вспоминал: «У Горького тогда было огромное горе: в мае он похоронил любимого сына. И все же 7 июня он меня принял. <…>  Прочел свою неумелую поэму, которая была им тепло выслушана, очень тепло. И он написал статью, которую напечатали в центральных газетах. Очень обязывающая путевка. По счастью, я был таким… душевно здоровым. Занимался спортом, у меня началось фанатическое увлечение футболом, очень много играл, вплоть до того, что выбирал между футболом и литературой».

Увлечение драматургией

В 15 лет Леонид сменил фамилию на Зорин — понравилась фонетически. В рамках поэзии стало тесно. Писал прозу, в том числе и пьесы, либретто к оперным постановкам азербайджанского театра, переводил на русский азербайджанскую поэзию. В 1941 году его пьесу «Соколы» поставили на сцене Бакинского русского драматического театра. В том же году его приняли в Союз писателей, а ему было всего семнадцать — рекорд на тот момент.

Через пять лет Леонид Зорин окончил Азербайджанский университет, а еще через год — получил диплом московского литературного института им. Горького, где учился заочно. В 1948-м переехал в Москву. Уже через год в московском Малом театре была поставлена пьеса «Молодость», которую он называет своим творческим дебютом. В театре он стал самым молодым драматургом.

О московских мытарствах писатель рассказал в автобиографической пьесе «Покровские ворота». Первые годы в столице он ютился в коммуналке на птичьих правах. Квартирую хозяйку и других жильцов он обессмертил, а себя вывел в образе Костика Ромина.

Знаменитый сын

Первая жена Зорина — театровед Генриетта Рабинович жила вместе с отцом в коммуналке. Молодой семье выгородили угол в восемь метров, где помещалась кровать и стол, за которым работал писатель. Но после рождения сына в 1956 году от стола избавились в пользу детской кроватки. А Зорин снимал угол, чтобы работать, и фактически лишь навещал семью.

Его сын Андрей, с которым писатель был очень близок, как и отец, научился читать в 4 года. Зорин-младший — филолог, литературовед и историк, профессор Оксфордского университета, в детстве хотел стать писателем. Сейчас его научные труды издаются во многих странах мира.

О Сыне Леонид Зорин говорил в интервью «МК»: «У меня замечательный сын, я им очень горжусь. У нас прекрасные отношения, и я могу совершенно спокойно смотреть ему в глаза. Это дорогого стоит. Он — профессор, преподает литературу в Оксфорде. Его судьба сложилась замечательно. Главное, что он не только мне сын, но и самый близкий друг, а такое бывает нечасто. Если честно, я смотрю на него снизу вверх».

Долгая плодотворная жизнь

Леонид Генрихович прожил 95 лет, скончавшись от остановки сердца в 2020 году. Но творил до последнего дня, писал исключительно от руки, а уже потом его вторая супруга — Татьяна Поспелова перепечатывала произведения. Из под его пера вышли знаменитые «Варшавская мелодия», «Царская охота», «Римская комедия», десятки киносценариев, романов и повестей. 

Не курил, был умерен в еде, старался поддерживать физическую форму, памятуя о спортивном прошлом. Он не был богат, но называл себя обеспеченным человеком, а главное — скромным в быту. Зорин всегда подчеркивал, что всесоюзная слава, свалившаяся на него в девять лет, не сломила, а укрепила его лишь благодаря нормальному детству. В одном из последних интервью на вопрос, как ему удалось прожить столь долгую и плодотворную жизнь, советский вундеркинд ответил: «Неплохие гены, милость природы, которая дала мне возможность долго прожить. И, видимо, моя графоманская натура, потребность водить пером по бумаге. Я немало написал за свою жизнь».